В преддверии созыва Учредительного собрания 28 ноября был принят Декрет об аресте вождей гражданской войны, то есть кадетов. Однако наказания за оппозиционную деятельность были еще «не страшными». Суровое словосочетание «революционный трибунал» поначалу прикрывало довольно мягкое отношение к «врагам народа». Кадетке С. Паниной, спрятавшей от большевиков средства Министерства просвещения, Ревтрибунал 10 декабря 1917 г. вынес общественное порицание.
А. Рис Вильямс, присутствовавший на процессе, рассказывает: «Свидетель говорил о добрых делах графини, о Народном доме, в котором он научился читать…
– Все это верно, товарищи, – начал прокурор Наумов, – и голос его звучал убежденно и искренне. – У этой женщины доброе сердце, она пыталась принести пользу своими школами, яслями и столовыми для бедных. Но если бы у народа были те деньги, которые она получила с его пота и крови, мы бы имели свои собственные школы, ясли и столовые». Американская корреспондентка Б. Битти обсуждала с Рис Вильямсом, казнят ли Панину, но подсудимую лишь обязали выплатить деньги министерства. После их возвращения Панину 19 декабря выпустили на свободу.
28 декабря – 3 января проходил процесс известного монархиста В. Пуришкевича и 13 его сторонников. Их обвинили в заговоре против Советской власти и дали известному контрреволюционеру 4 года принудительных работ в тюрьме, но 17 апреля выпустили под честное слово не продолжать политическую деятельность и 1 мая амнистировали.
Репрессивные функции в столице принадлежали ВРК. Он проводил репрессии против лиц, обвиняемых в заговорах против Советской власти, а также против бандитов, спекулянтов и расхитителей. С его ликвидацией 5 декабря репрессивные функции, уже в масштабах страны, были переданы образованной 7 декабря Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем во главе с Ф. Дзержинским. Ее полномочия были определены нечетко.
В связи с арестами социалистов 18 декабря развернулась острая борьба большевиков и левых эсеров вокруг вопроса о компетенции ВЧК.
Находившийся в начале 1918 г. в заключении правый социалист В. Станкевич позднее вспоминал: «Если бы не недостаток пищи и не тревога из-за поведения вооруженной стражи, сидеть в Крестах было бы недурно… Сторожа обращались не иначе, как со словом “товарищ”, вкладывая в это слово действительно душевное отношение. Двери камер оставались открытыми чуть ли не весь день, и если закрывались, то со словами: “Товарищ, ничего, если я Вас прикрою немножко?”» В. Станкевич продолжает: «В апреле – мае 1918 года политические условия были существенно отличными от условий, создавшихся через три месяца… Комитеты всех партий функционировали открыто. Преследования совершались только публичным судом, при широком допущении защиты (дело Брамсона, Болдырева, Пуришкевича)».
Несанкционированные Совнаркомом расправы над «контрреволюционерами» происходили уже зимой 1917–1918 гг. После похорон матросов, погибших в боях с противниками Октябрьского переворота под Белгородом и на Дону, обострилась обстановка в Севастополе. 15–16 декабря 1917 г. матросы убили несколько десятков офицеров. 17 декабря, когда волна убийств схлынула, Севастопольский комитет большевиков выпустил воззвание против самосудов. Убийства продолжались и позднее. Погибло более 100 офицеров.
Развал правоохранительной системы, вооруженность населения, маргинализация и рост социального отчаяния вели к росту преступности и самосудов. Как писал Горький, «за время революции насчитывается уже до 10 тысяч “самосудов”. Вот как судит демократия своих грешников: около Александровского рынка поймали вора, толпа немедленно избила его и устроила голосование: какой смертью казнить вора: утопить или застрелить? Решили утопить и бросили человека в ледяную воду. Но он кое-как выплыл и вылез на берег, тогда один из толпы подошел к нему и застрелил его».
28 октября (10 ноября) нарком внутренних дел Рыков принял решение о создании рабочей милиции (этот день до сих пор является праздником – теперь уже полиции), хотя на деле сохранялись и остатки старой милиции Временного правительства – той ее части, которая решила подчиниться новой власти или действовала под руководством еще не распущенного городского самоуправления.
Советы брали это дело в свои руки и сами определяли порядок формирования милиции. В некоторых городах вводилась всеобщая милицейская повинность. В Петрограде охрану домов должны были нести жильцы, уличные патрули дома формировали по очереди. Однако предложения домовых комитетов выдать им оружие ВРК отклонил. Так что охрана была невооруженной. С вооруженными бандитами боролись старая милиция и Красная гвардия, но этих сил не хватало. Старая милиция была поражена «саботажем», а Красная гвардия активно участвовала в гражданской войне.
Советы наводили порядок с помощью арестов за разные прегрешения. Так, Ржевский Совет вел борьбу с пьянством, отправляя пьяных в тюрьму на 3 месяца работ. Это была типичная практика поддержания сухого закона, против которого бунтовали трудящиеся и солдаты, истосковавшиеся по «веселию Руси». Выпивать в помещении могли и сами носители Советской власти, но появление в пьяном виде на улице было чревато арестом – кроме всего прочего так предотвращалась угроза пьяных погромов.
В Петрограде их пик пришелся на 4 декабря, когда было зафиксировано 69 нападений на винные склады. Их пришлось частично уничтожить. По толпам погромщиков красногвардейцы открывали огонь, в том числе пулеметный.