Отстаивая позицию правого крыла партии, С. Маслов защищал ценности державы и внеклассовой государственности. Его выступление было близко к логике кадетов, но себя он считал государственным социалистом: «Для всякого социалиста непреложно, что защита классовых интересов возможна только тогда, когда существуют политическая свобода и демократический порядок… Массы не имеют представления о государственности и требуют только удовлетворения своих социальных нужд, а солдаты требуют мира». Никакая власть не сможет удовлетворить эти требования, в том числе социалистическое правительство. Из этого Маслов делает несколько неожиданный вывод о необходимости союза с более правыми «всеми живыми» силами страны. Пессимизм правых эсеров понятен, но он ставит перед ними тяжелый вопрос: а может ли считаться демократической государственность, задачи которой прямо направлены против воли масс, пусть и неразумных? А ведь ради укрепления этой, по сути, антинародной государственности они готовы пожертвовать удовлетворением социальных нужд и классовых задач трудящихся.
Чернов возражал, что «властобоязнь», отказ эсеров от проведения своей программы, готовность самоограничиваться в угоду «идола государственности» «обесплодили творческую работу» во время пребывания партии у власти. В условиях провала политики коалиции эти аргументы были поддержаны съездом, и сторонники левого черновского крыла получили преобладание в новом ЦК ПСР. В резолюциях съезда революция была охарактеризована как не буржуазная («как то раньше утверждали русские марксисты») и не социалистическая (как считают большевики), а «народно-трудовая», открывающая переходный период от буржуазного общества к социалистическому. Резолюция критиковала как большевиков, так и затягивание политики коалиции с буржуазией осенью 1917 г. Большевистской демагогии ПСР должна была противопоставить конструктивную работу в демократических организациях и прежде всего в Учредительном собрании, которое следовало защищать от «преступных посягательств». В Собрании эсеры надеялись проводить именно свои предложения, не отказываясь в то же время от политики единого социалистического фронта (надо думать, с меньшевиками и национальными социалистами).
После съезда продолжилась борьба между линиями Маслова и Чернова по вопросу об аграрном законе, который будет проводить партия. 18 декабря аграрная комиссия ПСР приняла за основу законопроект Маслова, который предлагал ограничить передел незасеянной и арендованной землей, предусматривал компенсации за конфискованные земли. Таким образом Маслов пытался защитить «культурные» частные хозяйства и частнособственнические земли зажиточного крестьянства. Это была явная уступка кадетской аграрной политике. Прибывшие в Петроград депутаты-эсеры отвергли этот проект, поддержав проект Чернова и его сторонников.
Одобренный фракцией ПСР проект отменял частную собственность на землю и предлагал принципы ее полного перераспределения без компенсации за конфискованные владения. Это не значило, что большинству крестьян пришлось бы покинуть свои места – ядро их владений оставалось прежним. Но размеры наделов менялись. Любой крестьянин должен был получить количество земли не меньше определенного для данной местности минимума – потребительской нормы, обеспечивающей каждого едока; и не больше определенного здесь максимума – площади, которую хозяйство может обработать своим трудом. В передел отправлялась вся частнособственническая земля – и помещичья, и крестьянская, если размер землевладения семьи превосходил норму. Потребительскую и трудовую нормы, средние для данной местности, должны были установить местные органы власти в соответствии с данными статистики (для этого министерство во главе с Черновым в 1917 г. начало перепись, которая прошла в части губерний). Земля должна была распределяться между органами местного самоуправления, общинами, обществами и земельными союзами, а затем уже ими – среди крестьян. Если крестьянин уезжал и прекращал хозяйствовать, земля переходила назад и перераспределялась между оставшимися крестьянами.
Землю должны были получить все, кто пожелает «приложить свой труд к земле». Но трудиться нужно было самому – наемный труд предусматривался только в виде исключения, определенного особыми правилами. Те, кто хочет работать на земле, но не имеет наделов, должны расселяться на землях, оставшихся после крестьянского передела, в том числе и за пределами центральной России. Из своих деревень могли отселяться и те крестьяне, которые не договорились с обществом о том, какие земли получат, – тогда в переселении туда, где образовались земельные излишки, им должно было помочь государство. Крестьянам давалось преимущественное право на получение земли своих наделов, своей частнособственнической земли и арендованной ими земли, но в пределах трудовой нормы.
Высокопродуктивные и специализированные хозяйства должны были сохраняться и передаваться местным жителям на особых условиях, оговоренных государством, либо передаваться ему. Помещичьи постройки и инвентарь сверх нормы, необходимой для ведения хозяйства, отходили земствам. Впрочем, бывшим помещикам разрешалось жить в своих усадьбах, если они пожелают. Органы самоуправления должны были использовать перераспределение земли для того, чтобы по возможности устранить чересполосицу и облегчить внедрение технических средств на поля. Законопроект описывал также порядок пользования недрами, лесами и водами, поступавшими в распоряжение государственных органов.