Убийства священников происходили пока как разрозненные «эксцессы», а не целенаправленная политика. В январе под Симферополем солдаты убили о. Иоанна Углянского. В ночь на 27 февраля красногвардейцами был убит настоятель Спасского собора города Елабуги протоиерей о. Павел Дернов. 6 апреля под Переславлем-Залесским красногвардейцами был убит священник о. Константин Снятиновский. Совет заявил о своей непричастности к этому самосуду. Во время боев на Кубани при занятии станиц красными были убиты священники Волоцкий и Самоваров. В Устюженском уезде был убит о. Павел Кушников, в Волховском уезде Орловской губернии – о. Феодор Афанасьев. Некоторые священники умерли после ранений, полученных в ходе конфликтов верующих с представителями власти (настоятель Брянского Успенского Сретенского монастыря игумен Гервасий, священник Петр Покрывалов близ Каширы). Еще были два известных Собору случая гибели священников в Закавказье, за пределами власти большевиков.
28 марта была создана комиссия Собора, специально собирающая и проверяющая информацию о фактах гонений. Первые итоги ее работы были оглашены на Соборе 11 апреля в докладе протоиерея Павла Лихотского. Он с печалью констатировал, что нападения на священников и церковную собственность совершают не только солдаты и красногвардейцы, но и окрестные крестьяне. На свои храмы они нападают редко, чаще – на монастыри. «Но вот здесь-то и встает грозный и страшно трудный вопрос: а народ-то наш православный, верующий, богоносец, про который мы говорим, что он не воспринял и не может воспринять такого социализма, как этот народ очутился во многих местах среди самых ярых гонителей?»
Как это вышло? Почему часть народа, окормляемого Церковью, теперь наносит по ней удары? Докладчик настаивал, что народ все равно является православным и верным своей Церкви. Но когда он наносит удары по ней, он «действует не сам по себе». Прежде всего его сбивают с пути истинного евреи.
Народ был расколот в своем отношении к Церкви, но ее лидеры не хотели признать этого простого факта. Потому что причины такого раскола пришлось бы искать не только в злокозненности евреев и «сект», но и в практике Российской православной церкви.
Набиравший обороты конфликт Советской власти и Церкви может показаться излишней проблемой, которую большевики добавили себе в эти критические для них месяцы. Действительно, всерьез большевики возьмутся за Церковь уже после завершения гражданской войны. Жесткое столкновение 1922–1923 гг. закончится компромиссом, который покажет, что Советская власть и Церковь вполне могут сосуществовать на одной территории. Но тогда, после завершения Великой российской революции, выяснится, что коммунистический проект совместим с очень многим в традиционной культуре народов России и СССР. Но революция – это время, когда старое и новое проверяют друг друга на прочность. И большевики с их атеизмом не могли сохранять нетронутым такой ресурс консерватизма, как Церковь, они стремились ослабить ее, понимая, что она в большинстве своем не одобрит радикальных социальных преобразований. Политика большевиков была направлена на поляризацию общества, и это был еще один важный пункт такой поляризации. Отталкивая консервативно настроенных «реакционеров», большевики своей атакой на Церковь приобретали симпатии тех, кто устал от церковной опеки времен Российской империи, кто обвинял клир в стяжательстве и нарушении заветов Христа. И оказалось, что эта «русская реформация» находит массовую поддержку так же, как массовую поддержку нашла и Церковь в борьбе за сохранение своей собственности и идейного влияния. Борьба за душу народа только начиналась.
Социальный взрыв 1917 г., исходящий из центра империи, из Петрограда, своей волной «накрыл» самые разные социумы – от этнически консолидированной в своем территориальном ядре Польши до этнической чересполосицы Кавказа, от среднеразвитых (для своего времени) аграрно-индустриальных европейских территорий России до архаичной Средней Азии. Социальные процессы, характерные для разных эпох, переплетались с межэтническими конфликтами и национальными проектами, получившими новые перспективы осуществления.
Важно помнить о глубокой связи социальной революции и нациестроительства (которое иногда так и характеризуется как национальные задачи революции). Современная нация – продукт индустриальной модернизации с ее стремлением к стандартизации, в том числе стандартизации культуры, которую несет с собой нация. Столкновение национальных проектов на территориях со смешанным населением может вести к таким же потрясениям, как и революционные социальные конфликты.
Национальные движения и социально-политические силы, вовлеченные в революционный переворот, стремились использовать друг друга, социальные задачи соседствовали с национальными в политических программах. Но на разной этносоциальной почве национальные и социальные лозунги срабатывали по-разному, то привлекая, то отталкивая и раскалывая массы.
К моменту прихода большевиков к власти на территории бывшей империи уже развивались мощные национальные движения, особенно сильные в Финляндии, Закавказье и на Украине. Польша, значительная часть нынешней Белоруссии и Балтии были оккупированы Германией. Не успев установить контроль над Россией, большевики решили не медля превратить национальные движения в союзников. Эту задачу должна была выполнить принятая 2 ноября 1917 г. Декларация прав народов России. Проект декларации был подготовлен наркомом по делам национальностей Сталиным при участии Ленина. Большевики обещали политику «добровольного и честного союза народов России».