Начав в Петрограде рывок к социализму, большевики собирались установить контроль и над Туркестаном, центрально-азиатской частью бывшей Российской империи, которая только начинала переход от традиционного аграрного общества к индустриальному. Нервом революционных событий стали железные дороги и европейское население городов Туркестана. Но и «туземное» население уже было разбужено восстанием 1916 г. и событиями предыдущих месяцев революции.
Центром советского проекта в Средней Азии был Ташкент, причем стал он таковым еще до начала Октябрьской революции. В сентябре 1917 г. Ташкент прогремел на всю Россию, потому что здесь произошли события, аналогичные июльским в Петрограде. Сторонники Советской власти установили контроль над городом. Но 27 сентября их выступление было прекращено.
Для восстановления порядка в Ташкент были направлены войска под командованием генерала П. Коровиченко, которые 24 сентября прибыли в город. Коровиченко был назначен генеральным комиссаром Временного правительства по управлению Туркестанским краем и командующим войсками Туркестанского военного округа. По «июльской» логике в Туркестане должны были начаться репрессии против левых. Действительно, 3 октября юнкерами школы прапорщиков и казаками была занята типография штаба округа и конфискована «Наша газета» – орган Ташкентского Совета рабочих и солдатских депутатов. Коровиченко приступил к рассылке солдат революционной крепостной роты по другим гарнизонам.
Но ситуация в стране была уже другой, и ташкентские левые прекрасно это понимали. Ташкентский Совет 13 октября предложил солдатским комитетам не исполнять приказов без санкции исполкома Совета.
На II краевом съезде Советов большевики попытались переизбрать крайсовет, но съезд 10 октября раскололся – меньшевики и эсеры ушли с него, лишив съезд кворума.
18 октября Коровиченко разоружил и арестовал стоявшую на стороне Ташкентского Совета крепостную артиллерийскую роту. Это было последнее, что он успел сделать до того, как в Ташкенте узнали о свержении Временного правительства. Коровиченко вовсе не собирался сдаваться на милость Совета, и теперь вопрос о власти в Ташкенте предстояло решить силой – как в Москве и Киеве, где соотношение сил было не таким очевидным, как в Петрограде.
27 октября Коровиченко, подобно Керенскому, решил ударить первым и выпустил приказ об аресте членов Ташкентского Совета и о разоружении 1-го и 2-го Сибирских запасных полков. Юнкера и казаки ворвались в «Дом свободы» и арестовали находившихся там членов городского и краевого Советов.
2-й полк удалось разоружить, но 1-й не был застигнут врасплох и дал отпор. В казармы прибыли рабочие-железнодорожники, которых здесь вооружили. 28 октября в районе железной дороги был создан очаг сторонников Совета («Рабочая крепость») во главе с Ревкомом (председатель – большевик-рабочий В. Ляпин), а Коровиченко контролировал центр европейской части города и крепость. Мусульманская часть города в основном хранила нейтралитет в этой борьбе, хотя на каждой из сторон сражался свой мусульманский отряд.
28–31 октября в Ташкенте шли уличные баррикадные бои. Утром 1 ноября революционные отряды ворвались в Ташкентскую крепость, где находились сторонники Временного правительства. Коровиченко и его окружение были арестованы, юнкера и другие сторонники павшего режима разоружены, власть в Ташкенте перешла в руки Ревкома и Ташкентского исполкома Совета. После этого, опираясь на Ташкент, советская власть стала распространяться по Туркестану.
2 ноября краевой Совет рабочих и солдатских депутатов по предложению левых эсеров (их лидер К. Успенский был его председателем) предложил передать власть объединенному органу, в который войдут другие краевые Советы – крестьянский, мусульманский, киргизский (казахский), а также представители левых партий. Эта идея была поддержана совещанием краевых демократических организаций, и они стали формировать временный Туркестанский исполнительный комитет. Однако эта инициатива не встретила поддержки ни со стороны большевиков, ни со стороны мусульманских организаций, которым «европейцы» оставили слишком мало мест в новых органах власти. Революция приобрела колониальный уклон.
Местные политические силы требовали своего места в этой новой советской демократии. На представительство интересов «туземного» населения претендовали Шуро-и-Исламия (Совет ислама), входивший в него, но более сплоченный Шуро-и-Улема (Совет улемов), общество «Турон», партия «Тюрк адами марказият фиркаси» (тюркские федералисты и др.). Однако эти партии представляли прежде всего местные элиты – предпринимателей, духовенство, интеллигенцию. Сторонники Советской власти не хотели делиться с ними своими полномочиями. Шуро-и-Исламия получил отказ на свое требование создать в исполкоме Ходжентского Совета мусульманскую группу (после чего партия была Советом запрещена).
III краевой съезд Советов рабочих и солдатских депутатов проходил 15–22 ноября 1917 г. в Ташкенте (16 ноября он слился со съездом крестьянских Советов, где преобладали левые эсеры). Левые эсеры предложили создать Совнарком, отдав там три места мусульманам. Социал-демократы попытались сыграть на «туземном» факторе, отдав мусульманскому населению половину мест в новых органах власти. Но их влияние на съезде было слишком незначительным, а съезд представлял в основном «европейских» левых.
Большевики и максималисты предложили вовсе не брать в Совнарком мусульман, которые еще не дозрели до высоты революционных задач. Большевики при поддержке максималистов выступили с заявлением, которое определило последующую практику «колониальной революции»: «Включение в настоящее время мусульман в органы высшей краевой революционной власти является неприемлемым, как ввиду полной неопределенности туземного населения к власти Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, включение представителей которых в органы нашей краевой власти фракция приветствовала бы». Председатель ЦИК Туркестанской республики А. Рахимбаев говорил позднее на IX съезде Советов Туркестана: «Мусульманское население боялось всяческого новшества. Принципы социалистической революции были ему непонятны, а так как они исходили от европейской части населения, то и подозрительны…» Сначала следовало выделить среди «туземного населения» близкий по взглядам актив и только потом включать его в систему власти.